Горизонты нашей мечты - Страница 164

164

Да, остается лишь радоваться массовым стереотипам. Как радуются, например, медсестры. Чоки могли бы вытеснить их из больниц и клиник уже пятнадцать лет назад: они не брезгливы, не устают, не засыпают на дежурстве и даже уколы ставят куда лучше, чем живые люди. Но неожиданно тонко проведенная профсоюзом медработников агитационная кампания привела к тому, что три четверти пациентов до сих пор впадают в истерику при одной мысли, что ночью в палату к ним явится на помощь киборг, а не человек. «Простое человеческое сочувствие не заменить никакой компьютерной программой», как же. Можно подумать, много от молодой вертихвостки в белом халате дождешься сочувствия! Остается только надеяться, что аналогичная пропаганда летных профсоюзов окажется не менее эффективной.

Пилот тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и еще раз окинул взглядом панель диагностики, успокаивающе светящуюся рядами зеленых пиктограмм. Уровень топлива в баках, давление в топливной системе, давление в гидравлических системах, отклики систем механизации крыла, состояние воздушных компрессоров, результаты самотестирования контроллеров… Все в порядке. В конце концов, сегодня есть действительно веская причина, по которой он находится на борту. И не один, а со вторым пилотом. Переслет уже и забыл, когда в последний раз летал с напарником, но сегодняшний рейс выдался особым. Экипажу предстояло вести тяжелый грузовой «Элефант» в Граш — в Тахтахан с промежуточной посадкой в Джамарале для дозаправки. С международным аэропортом Джамарала никаких проблем не предвиделось: тамошние системы навигации и контроля не уступали княжьим и вполне могли посадить самолет и без участия пилотов. Однако аэропорт в Тахтахане — точнее, даже не аэропорт, а древняя военная база Караванной охраны неподалеку от границы с Сурашрашем под названием Хохё — не предназначался для приема таких больших самолетов. Тамошней взлетно-посадочной полосы вполне хватало для полудесятка не менее древних истребителей, но система контроля воздуха являлась безнадежно устаревшей и несовместимой с навигационными системами современных самолетов ЧК. Судя по параметрам ВПП, ее должно хватить и для посадки лайнера — но впритык. И сажать придется наполовину вручную, с автопилотом, привязанным только к системе приводных радиомаяков, да еще и с почти полными баками: на базе попросту отсутствовали запасы топлива, годного для двигателей такой машины, так что приходилось везти с собой запас на обратную дорогу. И вот здесь Переслет испытывал вполне законную гордость. Изо всех пилотов компании на роль капитана экипажа выбрали его, признавая тем самым его высокую квалификацию. И он твердо намеревался оправдать доверие.

Ему без разницы, сколько сураграшцы заплатили за такой необычный и рискованный рейс. Если им кажется, что везти горнообогатительное оборудование по земле из Хохё ближе и удобнее, чем откуда-то еще, их дело. Для него как для профессионала дело чести выполнить поставленную задачу на сто баллов. И рискует сегодня он не только своей жизнь, но и жизнями двух десятков ребятишек, возвращающихся с лечения в княжьих больницах домой в Сураграш. Даже сквозь тяжелую бронированную дверь кабины, оставшуюся со времен, когда самолеты еще захватывали ради выкупа, он слышал веселые визги и верещание возбужденных детей в пассажирском салоне, с которыми никак не могли справиться две воспитательницы. Одна из них, правда, настоящей воспитательницей не являлась. Звали ее Ирэй, она говорила на общем, забавно смягчая слоги на «г», обладала, похоже, способностями первой категории (по крайней мере, возле нее в воздухе плыли с десяток сумок и баулов), а по возрасту недалеко ушла от сопровождаемых. Исполнилось ей вряд ли больше восемнадцати или девятнадцати лет, и училась она, как призналась, на математико-механическом факультете Дубраканского университета. Помочь сопровождать детей ее попросили из Сураграша, и в компании с Переслетом она намеревалась довезти детей до Хохё, передать их встречающим и тем же самолетом вернуться обратно в ЧК. Познакомилась она с командиром экипажа по собственной инициативе, добыв где-то его личный код и прозвонившись накануне на пелефон.

Стоящий в начале ВПП пассажирский самолет ожил и начал разгон — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее и, наконец, тяжело оторвался от полосы и начал набирать высоту.

— Рейс Та-Та-Эн восемь-двенадцать, здесь Дубракан-контроль, — ожил экран связи, на секунду запоздав после замигавшей на дисплее пиктограммы. — Вам нулевая готовность.

— Принято, Дубракан-контроль, — откликнулся Переслет, вдруг осознав, что за время своих тяжких размышлений оказался в очереди первым. Автопилот перемещал машину так плавно и мягко, что движения не чувствовалось. — Та-Та-Эн восемь-двенадцать, нулевая готовность.

Он ткнул пальцем в горящую на контрольном мониторе клавишу подтверждения, и пока автопилот неторопливо выкатывал машину на стартовую позицию, снова уставился в окно. Что-то нехорошо торкалось внутри Переслета, когда он вспоминал лицо Ирэй. Что-то очень скверное. Связанное, впрочем, не с южанкой, а с кем-то еще. Тоже с женщиной. Возможно, с той нахальной золотоволосой девицей?.. Да, точно, внезапно сообразил он. С совершенно незнакомой девушкой лет двадцати он связался в баре три дня назад. Она подсела к нему за стойкой, ненавязчиво продемонстрировав свои выдающиеся формы, и он и опомниться не успел, как оказался сначала в ее крохотной квартирке, а потом — в постели. В тот день он проявил такие чудеса выносливости, что поразился сам себе. Ему составило больших трудов не выдать себя перед женой — та весьма болезненно относилась к его изменам, реальным и вымышленным, устраивая скандалы при малейшем подозрении. Однако уже на следующее утро девица странным образом вылетела у него из головы. И вот теперь всплыла.

164